— Большой задачей, к решению которой мы должны приступить в самое ближайшее время, является повышение эффективности управления земельными ресурсами. Причем мы говорим о комплексном подходе, учитывающем необходимость восстановления не только площадей сельскохозяйственных угодий, но и их качества, охраны почвенного плодородия. Почему мы ставим эту задачу так обостренно?
Земельные ресурсы, земли сельхозназначения, сельскохозяйственные угодья, посевные площади, наши пашни являются бесценным достоянием нашей державы. Именно эта ресурсная база является определяющей не только для продовольственной безопасности, но и для национальной безопасности Российской Федерации.
За период с 1990 года площадь земель сельхозназначения сократилась почти в два раза — осталось всего 383 млн га. Вроде бы немало, но по посевным площадям мы скатились на уровень 80 млн га. Совсем недавно было 117 млн га. То есть это произошло не в какие-то лихие 90-е, на которые все сегодня принято списывать, а происходит прямо сейчас, несмотря на то, что сельское хозяйство переживает подъем.
Какие основные факторы и институциональные проблемы этому способствуют? Во-первых, мы даже на государственном уровне не обладаем всей полнотой информации о земельных ресурсах, не говоря уже о достоверности имеющихся данных. Такие институты, как инвентаризация земель и землеустройство, практически полностью похоронены. А ведь это основа основ: как можно говорить о выстраивании грамотного, эффективного управления земельными ресурсами, если нет даже элементарного представления, чем на самом деле нужно управлять?!
Сложившаяся ситуация усугубляется неопределенностью границ земельных участков, что порождает нелегитимность сделок, криминализацию земельного рынка, высокий уровень коррумпированности в сфере земельных отношений.
Огромной проблемой остается бесхозность огромных территорий сельхозземель. В госсобственности находится две трети земель (67%), и одна треть в частной — 33%. Из общей площади сельхозземель не используется 46 млн га — площадь, сопоставимая с площадью среднего по размерам государства, например Швеции или Узбекистана.
Картина, которая вырисовывается в целом по стране, ужасает. На некоторых территориях к 2018 году под посевы используют по 5-20% прежней площади. В Астраханской области — 25%, 28% — в Смоленской области. Плачевная ситуация по всему Нечерноземью. Страшно смотреть на эти данные!
При этом есть Краснодар со своими 95%, есть Алтайский край с 80,5%, который всей Сибири можно поставить в пример, как надо относиться к сельскохозяйственным землям. Можно брать в пример Ставрополье, Ростов, Белгород, Курск и ряд других регионов. Многое делает сегодня Брянщина.
Все говорим о бедности и безработице. А где в том же Смоленске взять рабочие места, если все земли брошены, или в той же Костроме, Пензе? В Рязани 50% всего используется. Уникальные земли Подмосковья — 47,3%! А ведь это огромные потери для государства и в виде недопроизводства сельхозпродукции, и в виде прямых убытков от невозможности взимания платы за землю, и опосредованные — в виде препятствий для территориального развития.
Из этих 46 млн га около 40%, то есть 18 млн га, невостребованные земельные доли. Это огромная наша проблема — последствие разрушительных земельных реформ 90-х годов. И совершенно очевидно, что существующие «цивилистические» подходы, защита права собственности и т.п. здесь нуждаются в ревизии, так как становятся реальным сдерживающим фактором, непреодолимым барьером для развития. Невозможность вовлечения этих земель в оборот по причинам юридического, процедурного характера (судебная волокита, несовершенство законодательства) должна быть преодолена с помощью поиска соответствующих правовых и организационных системных механизмов — возможно, через специальные процедуры признания бесхозными, работу с институтом выморочного имущества, упрощение изъятия и передачи новым землевладельцам хотя бы той части этих земель, на которые есть рыночный спрос. Если нам удастся вернуть в оборот заброшенные земли, то перед страной сразу откроются новые возможности. Это рабочие места, это 100 млн тонн дополнительного урожая в зерновом эквиваленте.
Мы убеждены, что для решения этой нашей большой проблемы необходимо принять соответствующую государственную программу. Мы должны действовать решительно. Как уже упоминалось, за период с 2016-го по 2018 год было введено в сельскохозяйственный оборот 3,5 млн га — немногим более 1 млн га в год. Но при этом 2,2 млн га было выведено из оборота. Поэтому создав надежные механизмы, эффективно препятствующие выбытию сельхозземель из оборота, нарастив темпы ввода земель, нарастив темпы возврата земель в категорию пашни, у нас есть шанс через 10-15 лет полностью вернуть утраченное.
Это станет отправной точкой в работе над новой госпрограммой. Также мы надеемся и на успех в совместном продвижении идеи программы о земле с созданием соответствующего фонда или института развития в какой-то иной форме.
Следующий вопрос — состояние плодородия почв. Здесь ситуация еще хуже. Уже 9 млн га пашни заросло древесно-кустарной растительностью, около 0,5 млн га подверглись заболачиванию и подтоплению. У нас 51,5 млн га кислых почв, заболоченных почв — почти 10 млн га, переувлажненных — 16,1 млн га, появились первые пустыни! 35% слабогумусированной почвы, столько же и среднегумусированной. Даже в традиционно «тучных» регионах, в Черноземье, уже есть проблемы. Нуждается в развитии и обновлении мелиоративный комплекс.
При всех уже названных деградационных процессах наши хозяйства вносят в почву всего 69 млн тонн органики. И это притом что не так давно вносили до 400 млн тонн. Аналогично по минеральным удобрениям: 10 млн тонн вносили, а сегодня и до 3 млн не дотягиваем.
Мы же не можем думать только о сиюминутной выгоде и подходить к использованию земельных ресурсов, которые страна тысячелетиями накапливала, лишь с потребительской точки зрения. Это наша общая задача — сохранять плодородие почв и земельные ресурсы для будущих поколений.
Все эти вопросы станут предметом обсуждения на всероссийских парламентских слушаниях в зале пленарных заседаний Госдумы 18 ноября.
От нашей успешной работы зависит многое. Получится решить эти базовые проблемы — отрасль расцветет, появятся новые высококвалифицированные кадры, появится нужная динамика в молочном и мясном скотоводстве, появятся те цветущие сады, которые не позволят нашей молодежи покидать деревни.
Земельные ресурсы, земли сельхозназначения, сельскохозяйственные угодья, посевные площади, наши пашни являются бесценным достоянием нашей державы. Именно эта ресурсная база является определяющей не только для продовольственной безопасности, но и для национальной безопасности Российской Федерации.
За период с 1990 года площадь земель сельхозназначения сократилась почти в два раза — осталось всего 383 млн га. Вроде бы немало, но по посевным площадям мы скатились на уровень 80 млн га. Совсем недавно было 117 млн га. То есть это произошло не в какие-то лихие 90-е, на которые все сегодня принято списывать, а происходит прямо сейчас, несмотря на то, что сельское хозяйство переживает подъем.
Какие основные факторы и институциональные проблемы этому способствуют? Во-первых, мы даже на государственном уровне не обладаем всей полнотой информации о земельных ресурсах, не говоря уже о достоверности имеющихся данных. Такие институты, как инвентаризация земель и землеустройство, практически полностью похоронены. А ведь это основа основ: как можно говорить о выстраивании грамотного, эффективного управления земельными ресурсами, если нет даже элементарного представления, чем на самом деле нужно управлять?!
Сложившаяся ситуация усугубляется неопределенностью границ земельных участков, что порождает нелегитимность сделок, криминализацию земельного рынка, высокий уровень коррумпированности в сфере земельных отношений.
Огромной проблемой остается бесхозность огромных территорий сельхозземель. В госсобственности находится две трети земель (67%), и одна треть в частной — 33%. Из общей площади сельхозземель не используется 46 млн га — площадь, сопоставимая с площадью среднего по размерам государства, например Швеции или Узбекистана.
Картина, которая вырисовывается в целом по стране, ужасает. На некоторых территориях к 2018 году под посевы используют по 5-20% прежней площади. В Астраханской области — 25%, 28% — в Смоленской области. Плачевная ситуация по всему Нечерноземью. Страшно смотреть на эти данные!
При этом есть Краснодар со своими 95%, есть Алтайский край с 80,5%, который всей Сибири можно поставить в пример, как надо относиться к сельскохозяйственным землям. Можно брать в пример Ставрополье, Ростов, Белгород, Курск и ряд других регионов. Многое делает сегодня Брянщина.
Все говорим о бедности и безработице. А где в том же Смоленске взять рабочие места, если все земли брошены, или в той же Костроме, Пензе? В Рязани 50% всего используется. Уникальные земли Подмосковья — 47,3%! А ведь это огромные потери для государства и в виде недопроизводства сельхозпродукции, и в виде прямых убытков от невозможности взимания платы за землю, и опосредованные — в виде препятствий для территориального развития.
Из этих 46 млн га около 40%, то есть 18 млн га, невостребованные земельные доли. Это огромная наша проблема — последствие разрушительных земельных реформ 90-х годов. И совершенно очевидно, что существующие «цивилистические» подходы, защита права собственности и т.п. здесь нуждаются в ревизии, так как становятся реальным сдерживающим фактором, непреодолимым барьером для развития. Невозможность вовлечения этих земель в оборот по причинам юридического, процедурного характера (судебная волокита, несовершенство законодательства) должна быть преодолена с помощью поиска соответствующих правовых и организационных системных механизмов — возможно, через специальные процедуры признания бесхозными, работу с институтом выморочного имущества, упрощение изъятия и передачи новым землевладельцам хотя бы той части этих земель, на которые есть рыночный спрос. Если нам удастся вернуть в оборот заброшенные земли, то перед страной сразу откроются новые возможности. Это рабочие места, это 100 млн тонн дополнительного урожая в зерновом эквиваленте.
Мы убеждены, что для решения этой нашей большой проблемы необходимо принять соответствующую государственную программу. Мы должны действовать решительно. Как уже упоминалось, за период с 2016-го по 2018 год было введено в сельскохозяйственный оборот 3,5 млн га — немногим более 1 млн га в год. Но при этом 2,2 млн га было выведено из оборота. Поэтому создав надежные механизмы, эффективно препятствующие выбытию сельхозземель из оборота, нарастив темпы ввода земель, нарастив темпы возврата земель в категорию пашни, у нас есть шанс через 10-15 лет полностью вернуть утраченное.
Это станет отправной точкой в работе над новой госпрограммой. Также мы надеемся и на успех в совместном продвижении идеи программы о земле с созданием соответствующего фонда или института развития в какой-то иной форме.
Следующий вопрос — состояние плодородия почв. Здесь ситуация еще хуже. Уже 9 млн га пашни заросло древесно-кустарной растительностью, около 0,5 млн га подверглись заболачиванию и подтоплению. У нас 51,5 млн га кислых почв, заболоченных почв — почти 10 млн га, переувлажненных — 16,1 млн га, появились первые пустыни! 35% слабогумусированной почвы, столько же и среднегумусированной. Даже в традиционно «тучных» регионах, в Черноземье, уже есть проблемы. Нуждается в развитии и обновлении мелиоративный комплекс.
При всех уже названных деградационных процессах наши хозяйства вносят в почву всего 69 млн тонн органики. И это притом что не так давно вносили до 400 млн тонн. Аналогично по минеральным удобрениям: 10 млн тонн вносили, а сегодня и до 3 млн не дотягиваем.
Мы же не можем думать только о сиюминутной выгоде и подходить к использованию земельных ресурсов, которые страна тысячелетиями накапливала, лишь с потребительской точки зрения. Это наша общая задача — сохранять плодородие почв и земельные ресурсы для будущих поколений.
Все эти вопросы станут предметом обсуждения на всероссийских парламентских слушаниях в зале пленарных заседаний Госдумы 18 ноября.
От нашей успешной работы зависит многое. Получится решить эти базовые проблемы — отрасль расцветет, появятся новые высококвалифицированные кадры, появится нужная динамика в молочном и мясном скотоводстве, появятся те цветущие сады, которые не позволят нашей молодежи покидать деревни.
